А. Богданович так характеризует отношение белорусов к огню: он является одной из основ семьи, домашним пенатом, началом целебным и всеочищающим. Особенно это сказывается в захолустных местностях. Там в каждой семье стараются поддерживать свой (выделено автором. — В. Н.) огонь, тщательно загребая горячие уголья в печурку. Он вздувается по мере надобности. При переходе из одного жилья в другое, при семейном разделе, несут с собой огонь из домашнего очага. Осквернять огонь плевками или чем-нибудь в этом роде считается делом нечестивым и небезопасным.
Ему же принадлежит довольно удачная, на мой взгляд, хотя и сделанная с отстраненной позиции характеристика культа предков, составлявшего одну из основ мировосприятия крестьян: По воззрениям белорусов, весной, вместе с оживанием природы, с пробуждением ее от зимнего сна, оживают и души мертвых и выходят из тесных гробов на вольный свет. Полагают, что они нуждаются в пище и питье, что они едят и пьют, но редко: три — четыре раза в год с них вполне достаточно. Для удовлетворения этой потребности и в знак уважения к предкам, периодически устраиваются поминальные столы, по-белорусски — «дзяды». В такие дни все как-то торжественно настроены, полны ожидания чего-то таинственного. Разговоры обыкновенно вращаются около умерших; вспоминаются обстоятельства их жизни, вкусы, привычки. Чего не хватает этому описанию, так это субъективной составляющей — представления о том, что же давал контакт с предками самим исполнителям культа.
Судя по объяснению, которое дает культу предков А. Варлыга в своем очерке «Четыре торжества», сам он приобрел вместе с образованием материалистический (даже, пожалуй, вульгарно-материалистический) взгляд на бессмертие души, и эта субъективная составляющая также была им утрачена: Наши пращуры в те времена верили в жизнь «на том свете». Такая вера образовалась благодаря снам. Покойник часто показывался во сне живому человеку в том самом виде, в каком был живым: так был одет, так двигался, так говорил, а порой и ел. А поэтому наши пращуры сильно верили, что покойнику на том свете нужны все те вещи, орудия и еда, чем он пользовался и при жизни.
С совсем иных позиций, с высоты приобретений и утрат еще одного столетия пытается взглянуть на это же явление наш современник — Янка Крук: И по народным представлениям, и в соответствии с христианским учением Смерть не есть пограничная межа, за которой приходит полный разрыв. Традиции почитания умерших ярко свидетельствуют, что в сознании белорусов распространено предположение о том, что душа умершего отлетает в вы-Рай и там живет вечно, помогая представителям своего Рода и в тяжелый час, и во время общеродовых празднований. И далее: Восприятие Смерти как законченности земного цикла и перехода в мир предков (выделено автором. — В. Н.) предопределило спокойное, сдержанное отношение к ней со стороны наших предшественников. Другими словами, культ помогал человеку встретить кульминационное событие своей собственной судьбы — личную смерть (что актуально для всех нас без исключения, независимо от наших убеждений и верований). Человек, воспитанный в материалистических, модернистских традициях, просто не мог прийти к такому выводу, поскольку для него тема экзистенциального страха смерти была своего рода табу. Умение переключаться с нее на более веселые темы расценивалось как непременный атрибут психического здоровья. С такой точки зрения и напряженная склонность белорусских крестьян к метафизическим вопросам выглядит несколько иначе.
