Успехи партизан не проходили бесследно для мирного населения, которое оккупанты использовали в качестве заложников, чтобы страхом ответных расправ сковать активность партизан. По мнению переживших войну старожилов Кореньщины, немалую роль в судьбе отдельных деревень сыграли личные качества сельских и особенно волостных старост. В Кореньской волости (бывшем сельсовете) эту должность занимал уроженец Нового Чернева Александр Батура, который стремился поддерживать шаткий баланс между партизанами и оккупационными властями, предотвращать массовые репрессии на территории своей волости. В результате за всю войну ни одна деревня в ней не испытала массовой экзекуции. В Кузевичской волости старостой служил некто Азанович из деревни Добренево (его семью раскулачили в 30-е гг.), искренне стремившийся угодить немецким хозяевам. К тому же в этой волости, где леса с двух сторон обступали шоссе Логойск — Плещеницы, деятельность партизан отличалась особой дерзостью и успехом. По рассказам очевидцев, староста Азанович однажды публично заявил: Всю волость выжгу, а партизан изведу. За этими словами последовали поистине страшные события: каратели сожгли 7 из 13 деревень в Кузевичской волости, их них три находились на территории Кореньщины: Гани, Красный Бор и Прудки. Такая же участь постигла и небольшой поселок Идалино на границе микрорегиона.
Этой трагедии предшествовала очередная акция партизан (по воспоминаниям местных жителей — из бригады «Железняк»), которые сразу после наступления нового 1944 года устроили засаду на шоссе у деревни Слаговище и разгромили колонну машин с полицейскими и немцами. После боя партизаны ушли с дороги на запад, в сторону деревни Гани. Карательные части, прибывшие на место разгрома колонны, двинулись по их следам. Три деревни, оказавшиеся на их пути, были уничтожены в один день — 3 января 1944 г. Жителей Ганей каратели захватили врасплох, окружив это небольшое (11 дворов) селение и тем самым не оставив никому даже надежды на спасение. Сначала отобрали всех взрослых мужчин и угнали для отправки в Германию. Потом началась расправа над женщинами и детьми. Все, кто оказался в тот день в своих домах (50 человек), были убиты, а дома сожжены. По трагической случайности погибли и отобранные для работы в Германии мужчины. Их везли в эшелоне, который попал под бомбежку советской авиации. Уцелел лишь один 40-летний Панфил Кудряшов, впоследствии вернувшийся на родину.
Наибольшим количеством жертв сопровождалась расправа над жителями многолюдной деревни Прудки (до войны в ней было около 70 дворов и более 300 жителей). Погибла примерно половина из них — все старики, женщины и дети, которые оказались в тот день в деревне и не успели убежать или остались в домах в наждежде, что их не тронут. Убиты были даже жена и дочери старосты Антона Луцкого. Некоторые уцелели чудом, как, например, семья Анны Ивановны Зеленко. Она успела спрятать одного из своих детей в кучу хвороста в саду, оставшуюся после обрезки вишен, а с другим прямо на огороде укрылась на снегу белой скатертью. Там они и лежали, пока рядом горела их хата, а полицейские стреляли кур во дворе. Потери могли бы быть гораздо больше, но у прудчан имелось время для бегства, так как они видели дым и слышали стрельбу в соседних Ганях.
