Россия. Кострам на Купалу были присущи все характерные особенности огней, зажигавшихся в честь солнца русскими на масленицу, европейскими народами – в Иванову ночь. Их раскладывали обычно на высоком месте, иногда в середину их втыкали шест с надетым на него колесом (солярный знак), которое поджигали, или надевали на шест горящую солому. Все это явные пережитки солярного культа. Разжигались купальские костры в старину "древесным" огнем, полученным от трения; этот архаический способ добывания ритуального огня сохранился ещё в начале XX в.
Более поздние сведения о зажигании костров на Купалу имеются из Смоленской и Псковской губерний. Обряд в Смоленской губ., описанный Н. Кузнецовым, очень близок к белорусскому. Он включал в себя следующее:
- приготовление трапезы (кулага, яичница, сало),
- зажигание костра,
- трапеза около него,
- хоровод вокруг.
В заключение же головешки от костра разбрасывали во все стороны, отгоняя этим ведьму. "Выйди, ведьма, с нашего жита, а не выйдешь – глаза выжгу".
В Великолуцком у. молодежь в ночь на Ивана Купалу водит хороводы, жжет костры, складывая дрова столбиком и обкладывая вокруг хворостом, и прыгает через них.
Соколова утверждает, что у русских не было коллективного обрядового действа, не сохранился у них и основной элемент купальского ритуала – костры. Под Иванов день вся молодежь собирались вечером у выбранной ели, вешали на неё засохшие троицкие березки и зажигали ("горит как свеча"). То же делали и в д. Малино: обертывали ель лыком и жгли. Это называлось "коккуй справляли" или "коккую жгли".
Финским влиянием, вероятно, объясняется и купальский обычай с. Челмужи.
Относительно заимствования русскими, проживающими в Латвии, купальских костров от латышей можно говорить уже с полной определенностью. Иванов день праздновали по новому стилю, тогда как все остальные праздники отмечали по старому стилю.
"Другие праздники отдельно праздновали, один Иван вместе. Иван подходит... в каждом хуторе палили бочку со смолой", – говорил информатор Т. Воробьев. А Родионов из Илукстского района отмечал, что Ивана "раньше больше латыши праздновали, а теперь все празднують".
Несколько сведений о кострах записано недавно. В д. Чалмужи Карельской АССР, участникам экспедиции МГУ говорили, что Купалу "празднуют в начале полевых работ, связанных с уборкой уражая. Разведут огонь, прыгают через него, поют песни как обычные, так и дожинные". В других деревнях Карелии вспоминали только, что на Купалу "через стреку (крапиву) скакали; в соседних деревнях вспоминали только о сборе трав и гадании на них. На основании этих единичных сведений сделать заключение о распространении в прошлом у русских в этих местах купальских костров, конечно, нельзя.
У И. М. Снегирева и А. В. Терещенко приведены сведения о кострах, зажигавшихся по Купалу в некоторых местах, но они немногочисленны и иногда основаны на старинных источниках или относятся к областям, пограничным с Беларусью и Украиной. Не зажигали Ивановские костры и в Сибири. М. М. Громыко, детально изучившая источники, содержащие сведения о сельскохозяйственных обычаях русских сибиряков, говорит только о сборе трав и поверьях о папоротнике.