В течение недели после малых заручин помолвку еще можно было расторгнуть без морального ущерба для обеих сторон. Затем наступало время великих заручин, или великих запоин. В этом обряде уже участвовал жених, который представал перед оценивающими взглядами всей родни невесты. После этого решение о браке приобретало окончательный характер, и об этом также объявлялось с крыльца костела (церкви), и в метрических книгах речь идет именно о двойном оповещении. На пятый день после этого происходили обряды, или змовины (сговор), на которые приглашались все односельчане и все родственники с обеих сторон, как бы далеко они ни жили. В их присутствии молодые обменивались кольцами, а сват дарил невесте сапожки. Это, видимо, символизировало ее предстоящий переход в род жениха. К моменту описания эти два обряда уже начали смешиваться, а связанные с ними ритуалы — взаимно переходить с места на место, а в последующие десятилетия они окончательно слились.
Собственно церковные обряды подключались лишь на завершающей стадии этого многодневного действа. Через неделю после змовин, обычно в субботу, невеста с подружками шла к исповеди, а затем устраивался девичий вечер, на котором она в компании подруг символически прощалась с незамужней жизнью. На следующий день происходило венчание, и на этом роль официальной религии завершалась. Последующий обряд собственно свадебного торжества, растягивавшегося на несколько дней, описан этнографами многократно. Он также был насквозь пронизан ритуалами явно языческого происхождения, большинство из них интерпретируются с точки зрения магии плодородия.
Таким образом, процесс заключения брака растягивался почти на месяц и сочетал в себе обширную, строго регламентированную последовательность действий, из которых подавляющее большинство имело языческие корни. В то же время оба таинства, рассматриваемые как обязательные с точки зрения христианства — исповедь и венчание — не просто заняли в этой последовательности свое место, но и являлись его смысловой кульминацией. Это сочетание двух мировоззренческих пластов отчетливо сохранялось на протяжении последующих десятилетий.
Ноябрьский пик брачности объясняется наложением трех факторов: сельскохозяйственного цикла (не позволявшего начинать брачную активность до конца сентября), церковного календаря (запрещавшего венчание с конца ноября) и длительности ритуалов подготовительного периода, отнимавших весь октябрь. Аналогичная ситуация наблюдалась и между двумя главными постами, т.е. в период мясоеда (январе — феврале). Постепенное расширение пиков брачности на октябрь и январь к середине ХІХ в. говорит о снижении роли третьего из этих факторов, т. е. о деградации архаичных черт брачного поведения. Свадьбы явно начали происходить по более упрощенному сценарию, и этнографические материалы конца XIX — начала ХХ в. подтверждают это.
Средний возраст на момент первого брака устанавливается для 986 индивидов (485 мужчин и 501 женщины), для которых известны одновременно даты рождения и даты брака. В период с 1780 по 1793 г. в первый брак вступили 53 мужчины и 66 женщин с известной датой рождения. Средний возраст составил 20,1 года у мужчин и 19,8 у женщин, медиана — 20,3 и 19,8 года. Период российского господства можно разделить на два примерно равных отрезка. В течение 1794–1820 гг. возраст первого брака у мужчин составил 22,1 года, медиана — 21,9 (учтены 189 случаев), у женщин — 20,6 и 20,3 (184), в период 1821–1851 гг. — соответственно 23,6 и 23,1 года (243 случая) у мужчин, 23 и 22,8 года (251) у женщин. Возраст брака постепенно повышался, но все равно был ниже, чем в Западной Европе (именно это различие в свое время позволило Дж. Хайналу выделить европейский тип брачности). В Англии в первой половине XVIII в. средний возраст составлял 27,5 года у мужчин и 26,2 у женщин, во второй половине — 26,4 и 24,9, в первой половине XIX в. — 25,3 и 23,4. Выборка по 14 германским приходам дает на первую половину XVIII в. 27,8 года у мужчин и 25,3 у женщин, во второй половине — 28 и 25,7, в первой четверти XIX в. — 28,3 и 26,2, во второй четверти — 29,4 и 26,9.
