Разбежка в числе женщин вполне объяснима. Для второй половины XVIII в. почти отсутствуют инвентари, точно фиксирующие женское население. При реконструкции состава хозяйств в этот период приходилось опираться преимущественно на метрические книги, а вероятность недоучета женщин при такой методике гораздо выше. Если неучтенная при рождении девочка вступала в неучтенный брак, сам факт ее существования без ревизской сказки или полного инвентаря установить невозможно. В такой ситуации сложно датировать и смерть пожилых женщин. Для мужчин можно хотя бы установить приблизительную дату смерти — до ревизии 1795 г. или позже, но для женщин, чья смерть осталась незарегистрированной ранее 1816 г. (года первой сохранившейся ревизии, отражающей женское население), датировка возможна лишь в очень широких пределах. Все это и привело к тому, что в модели-реконструкции количество женщин для XVIII в. оказалось заниженным, тогда как практически все мужчины нашли в ней свое отражение. По этой причине и пропорция е/р, видимо, несколько искажена.
При сопоставлении модели-реконструкции с возможными характеристиками всей популяции возникает еще одно противоречие: имеющиеся 7 инвентарей отдельных частей имения, приходящихся на указанный период, фиксируют в среднем чуть более 3,1 мужчины на хозяйство, тогда как реконструкция дает 4. При всех поправках на возможный недоучет разница оказывается слишком значительной. Я склонен трактовать ее в том смысле, что полученные при реконструкции жизненного цикла параметры в 1760-е — 1780-е гг. были свойственны не всей популяции, а только наиболее устойчивым дворохозяйствам (именно по этому критерию они и отбирались для моделирования).
Примечательно, что для второго и третьего периодов те же 50 долговечных хозяйств оказываются вполне репрезентативными: результаты реконструкции очень неплохо соответствуют данным ревизий, проводившихся в это время, лишь средний размер семьи оказывается слегка заниженным. Чем можно объяснить тот факт, что один и тот же критерий отбора (в целом не случайный, как того требуют каноны математической статистики, а произвольный) в одном случае не отразился на конечном результате, а в другом существенно повлиял на него? Дело, видимо, не в самом критерии, а в характере той совокупности, из которой делалась выборка. Очевидно, в ней в период Российской империи произошли существенные изменения по сравнению с периодом Великого Княжества Литовского.
Понять суть этих изменений позволяет более широкое сопоставление с другими популяциями. Это возможно благодаря результатам коллективного исследовательского проекта «Сравнительный анализ структуры дворохозяйства на территории Российской империи (вторая половина XVIII — первая половина ХІХ в.)», проводившегося под моим руководством с 2001 по 2003 г.
В рамках проекта проанализированы четыре выборки в центральной части Минской губернии, находящиеся в одинаковых природных условиях, но принадлежащие к разным конфессиям (православные и католики) и разным социальным слоям (помещичьи, государственные крестьяне, измельчавшая шляхта). Первой из этих выборок послужила Кореньщина. Вторую выборку составила территория части имения Зембин (в 30 км к востоку от Кореня), население которой принадлежало к Зембинскому униатскому (с 1839 г. — православному) приходу. В течение всего периода наблюдений выборку составляли помещичьи крестьяне, причем владевший этим имением до 1811 г. граф Иоахим Хребтович придерживался прогрессивных взглядов, стремился внедрять эффективные формы хозяйствования. В его главных имениях (Щерсах и Вишневе) крестьяне с 1770-х гг. были переведены на чинш, более напоминавший по своим условиям аренду. Правда, в отношении Зембина прямых данных о такой реформе нет, но можно не сомневаться, что и в нем уровень барщины не мог быть высоким.
