В конечном счете все зависело от того, чей характер оказывался крепче. Иногда женщина с самого начала предвидела, что расклад будет в ее пользу: Табе — саха, барана, мне — чужая старана. Ты будзеш касіць, араць, а я буду панаваць. Случаи, когда жена брала полный верх над мужем, видимо, были не так уж и редки: Жана мужа біла, на ліха не ўчыла: — Сядзі, мужу, дома, стружы верацёна, калышы дзіцятка і пасі цялятка. В пословице эта же ситуация отражена с мужской точки зрения: Благая тая дамова, дзе вала бадзе карова. Есть и мужские припевки на эту тему: Горачка нямалае — жоначка няўдалая. Горачка вялікае — жоначка сярдзітая. Отношение жены к такому мужу было снисходительно-насмешливым: Такі-сякі авясец — трэба яго жаці. Такі-сякі мужычок — трэба паважаці. Уважение порой бывало чисто внешним: Така, така мая доля, так я і рабіла: словам мужа шанавала, а хлапцоў любіла. Но насколько часто семейная жизнь складывалась таким образом, знали только сами женщины.
А. Богданович был не совсем прав, утверждая, что веселые мотивы редко встречаются в женских песнях. Другое дело, что даже на залихватские мотивы, вроде знаменитой «Лявоніхі», порой ложились не такие уж веселые слова: Як я ў роднай мамкі была, на галоўку русу косу пляла. Да свякроўкі як папалася, руса каса растрапалася. Папалася злому ліху-мужыку — засушыў мяне, як ліпінку ў духу. Женщина могла и помечтать об избавлении от такой доли: Наехала повен двор татароў, ды й забралі майго мужа ў палон. Сожаление при этом вызывает не то, что татары забрали его в плен, а то, что плохо связали: ён, паганец, уцячэць, уцячэць, мне галоўку натаўчэць, натаўчэць. Трэба будзе уцякаць, уцякаць, з вераб’ямі пад страхой начаваць.
Случалось и так, что житейские тяготы ломали женщину, и ей становилось уже не до юмора. Душевный надлом превращал ее в истеричную кликушу или заставлял искать забвение в пьянстве: А прала б я кудзеліцу — галоўка баліць, а пайшла б я у карчомку — мілы не вяліць. Як паехаў мой міленькі ды ў поле араць, а я, млада-младзюсенька, — у карчомку гуляць. Опьянение сулило хоть и временное, но облегчение: Ой, дайце мне, дайце, пяць чарак гарэлкі: адну чарку дайце, каб я была п’яна, а другую дайце, каб я была смела, а трэцюю дайце, каб песню запела, чацвёртую дайце, каб я была дужа, а пятую дайце, каб набіла мужа! Если женщина совсем спивалась, зрелище во все времена было гораздо более неприглядное, чем являл собой спившийся мужчина. Это констатирует поговорка: Хочаш пабачыць чорта — паглядзі на п’яную бабу.
Сколь бы ни тяжела казалась семейная жизнь, но гораздо хуже было преждевременно потерять мужа: Расці, зелле, травою — я асталася ўдавою. Расці, зелле, кветкамі — асталася з дзеткамі. Расці зелле, жоўты цвет — я удоўка на ўвесь свет. Если не удавалось выйти замуж повторно, женщину ждала печальная участь: Усе гоні зелянеюць, паміж імі адна чорна — дзе сеяла бедна ўдова. Дзе сеяла, валачыла, да слёзкамі памачыла, дзе сеяла, палівала, сваю долю праклінала.
