Данные таблицы 64 отражают, кроме того, состав и имущественное положение той части населения, которая являлась, во-первых, наиболее зажиточной по состоянию на 1932 г., а во-вторых, — наименее желательной в социальном плане с точки зрения построения социализма как общества социальной справедливости. Достаточно сравнить величину наделов со средними цифрами на момент отмены крепостного права, чтобы убедиться, что зажиточность этой категории крестьян весьма относительна даже по меркам середины XIX в. Равенство, предполагавшее устранение этой прослойки, было поистине равенством в нищете.
Примечательно, что в списке обложенных твердым заданием фигурирует Адам Коренский из Михалкович, который десятью годами ранее искал справедливости, требуя перераспределения наделов своих односельчан, владевших излишками земли. Судя по тому, что его надел составлял не 8 дес. (8,7 га), как в 1922 г., а почти 9,5 га, кое-какую прирезку он тогда действительно получил. Теперь это рикошетом ударило по нему самому. Другие крестьяне, попавшие в список, также имели наделы, увеличенные по сравнению с 1922 г. Так, у Антона Белостоцкого тогда имелось 5,5 дес. (около 6 га), теперь — 8,4 га, у Ивана Носевича — соответственно 9 дес. (9,8 га) и 11,8 га, у Антона Щербовича — тоже 9 дес. и 11,2 га, у Язепа Бычковского — 7 дес. (7,6 га) и почти 11 га. У Адама Шаршуна из Громницы в 1922 г. было всего 9 дес. Вероятно, он унаследовал такие же по площади участки своего отца Степана и брата Язепа, фигурировавших рядом с ним в списке 1922 г. Таким образом, «крамольный» надел в неполных 27 га, действительно бросающийся в глаза на общем фоне, представлял собою всего лишь первоначальный надел в 24 дес., полученный его дедом Адамом Игнатовым Шаршуном при отмене крепостного права в 1864 г. и в отличие от других аналогичных наделов не подвергшийся дроблению. Это обстоятельство, обусловленное чисто демографическими факторами, теперь приобрело неожиданный и грозный социальный смысл — означало принадлежность к кулачеству, подлежащему ликвидации как класс.
Среди других крестьян, обложенных твердым заданием, оказались оставшиеся представители упомянутой ранее семьи Лойковских — Якуб и его брат Язеп (судя по записи в базе данных, последний был к этому времени уже осужден, так что выполнять повинность предстояло его сыну Казимиру). Развернувшиеся вскоре события показывают, какими последствиями было чревато невыполнение твердого задания. Уже 15 сентября 1932 г. составлен акт о наложении штрафа в размере 100 руб. на хозяйство Язепа Лойковского, сорвавшего план по заготовке мяса (надо полагать, речь вновь идет о Казимире Иосифовиче). Через две недели газета «Чырвоная Лагойшчына» сообщила о показательном судебном процессе над Казимиром Лойковским, обвиненным в невыполнении твердого задания на поставку государству 3 ц мяса и 34 ц зерна. Вместо этого он сдал только 5 пудов зерна, а телку зарезал и продал на рынке. Штраф в размере 100 руб. не дал результата, и тогда выездная сессия районного суда осудила Казимира на 2 года лишения свободы. Даже такой «бунт на коленях», как продажа на базаре мяса, предназначенного для поставок государству, повлек суровое публичное наказание — с явной целью устрашить всех строптивых.
