В Пошехонском у. сохранился обычай – с горы катать молодых. На дровни укладывают молодых, а на них человек пять-шесть лягут, прочие же сталкивают дровни под гору. Молодые стонут и кричат под их тяжестью.
Белорусский учёный И. Крук пишет, что ледяные горки символизируют собой “цяжарны стан маці-прыроды”, а катание – её пробуждение. В. Литвинка пишет, что на Масленицу в Беларуси (в четверг) “аб’язджалі маладых коней, быкоў і валоў.” Объезжали обязательно вокруг деревни – отгоняли “нячыстую сілу”. Поэтому использовали бубенчики, звоночки, крики и песни. Был обычай устанавливать качели (катались только девушки и парни), “каб лён рос моцны і доўгі.” Катание на качелях тоже “спрыяла росту раслін”. А ветер, который возникал во время быстрой езды и катания на качелях, должен был снять “усе хваробы і надзяліць моцным здароўем”. Также в Беларуси на Масленицу обновляют сани. Для этого новые сани тащат на горку, где на них садятся человек 20-25 и летят с горы. Только такие сани и будут потом лёгкие на ходу (Е. Р. Романов. Белорусский сборник. Вып.8. – Вильно, 1912. – с 137).
Возможно, что катание с гор в основе было вариацией древнейшего распространенного приёма карпогонической магии – обычай катания по земле предполагал, что путём прикосновения с ней можно заставить её лучше плодоносить.
Тройка лошадей с бубенцами, как и блины, была эмблемой русской Масленицы. Почти везде молодожёны должны были принимать участие в катании на лошадях. В некоторых местах молодых заставляли целоваться. Все эти действа имели одну функцию – демонстрацию любви, поцелуи должны были разбудить природу, содействовать её расцвету и плодоношению. Такие же обычаи были и у украинцев. Участвуя в обряде, они как бы получали здоровье, силу, укрепляли семью, способствовали продолжению рода.
Катание на лошадях было праздничным развлечением, оно вносило оживление и разнообразие в праздничное гулянье. Оно было своеобразным смотром. Выезжали, чтобы показать наряды, лошадей, упряжь. Какого-то общего ритуала катаний не было. Во время катаний пели песни, играли на гармони, шутили. В Воронежской губ. иногда ставили печку в сани и пекли в ней блины.
На Кубани на Масленицу существовал обычай изготавливать и уничтожать чучело медведя. Водили “коня”. Парни возили по станицам “колодки” (цветки, платочки, порой и натуральное полено). Праздник обрёл дополнительный местный колорит в виде джигитовок, скачек [71].
На Поволжье рядились в цыган. Чтобы девки вышли замуж, вдоль домов таскали борону – “выборанивали” девок. Жгли Масленицу и говорили: “Смотрите, ребята, все блинчики сгорели, вот они каплют, блинчики плачут.” Молоко в костёр лили со словами: “Сгорело, детки, наше молочко, не просите больше”. Блины в костёр кидали. Через горящую солому на реке прыгали.
Масленица в сибирской деревне напоминала карнавал. Лошадь запрягали в сани, кругом обвешивали рогожками. Музыканты, стоя на ногах, утешали зрителей игрою в скрипки, бубны. В Масленицу наряжался человек в самую смешную одежду, вымазывался сажей. В старые разноцветные мундиры наряжались “генералы” и “фельдмаршалы”. Их головы украшали треуголки-шляпы, орденские ленты. Вместо орденов разрисовывали крышки табакерок, корпусы карманных часов. Иногда к ним пристраивались две уродливых фигуры – “старика” и “старухи”. Шествие объезжало дворы, получало в награду вино, деньги. Участники такого “карнавала “брали высоченный шест с колесом. Наверх садился шут-проказник. Забавлял он всех безобразными гримасами, пением: “кукареку”, “гав-гав”. Один сибирский священник вспоминал, как на Масленицу разыгрывалось взятие снежной крепости. Крепость украшали вылепленными из снега фигурками животных: собаки, кошки, зайца. Мётла и нагайки составляли “оружие” (Попов Т. Слобода Такмыцкая // Тобольские губ. ведомости. – 1866. – № 9).
