Видимо, общежительская модель поведения присутствовала в восточноевропейских популяциях постоянно: или как единственная или абсолютно доминирующая, или в виде одного из компонентов — и тогда вся популяция могла иметь черты сбалансированной модели. Если земледельческие хозяйства имели достаточную экономическую свободу, они неизбежно расслаивались на более и менее успешные. То, что присущие ей статистические параметры независимо друг от друга воспроизводились в этнически разных и территориально удаленных популяциях от Карелии до Украины, означает, что примерно равный баланс успешных (ориентированных на общежительскую модель) и неуспешных (склоняющихся в силу этого к индивидуалистической модели) хозяйств был весьма устойчив.
Это можно подтвердить оценками уровня имущественной дифференциации в разных регионах. В крупном имении Белыничи на востоке Беларуси, по оценке его владельца князя Огинского, в конце XVIII в. убогие крестьянские дворы составляли 39,9%, средние — 38,2, богатые — 21,9%. В Логишинской волости имения Чемерин на Полесье в 1780 г. 21,2% хозяйств нуждались в помощи, чтобы дотянуть до нового урожая, 59,9% могли обеспечить себя и 18,9% имели излишки зерна. Если взять за критерий количество запряжек, то в 17 имениях на востоке Беларуси, по данным инвентарей второй половины XVIII в., 32% хозяйств имели не более одной запряжки, 29% — две, 39% — три и более. По государственным крестьянам в середине XIX в. есть данные, разграничивающие средние и зажиточные хозяйства, с одной стороны (те и другие при люстрации казенных имений зачислены в число тяглых, или полнонадельных), и все виды неимущих — с другой (сюда можно отнести полутяглые хозяйства, огородников и бобылей). В 1843 г. эти две категории составляли соответственно 64,2 и 35,8% государственных крестьян Минской губернии, 62,4 и 37,6% — по всей Беларуси. В 1854 г. их удельный вес слегка изменился: по Минской губернии — 66 и 34%, по всей Беларуси — 71,6 и 28,4%. При всей относительности этих градаций они свидетельствуют, что количество хозяйств, поднявшихся выше среднего уровня и опустившихся ниже его, было сопоставимым (выражаясь языком математической статистики, распределение хозяйств по степени зажиточности подчинялось нормальному, или гауссову, закону).
Мировосприятие в этих двух слоях существенно различалось. Члены успешных, благополучных хозяйств видели ясную перспективу и стремились принять все меры к тому, чтобы обеспечить стабильность подрастающим наследникам. Их жизненное кредо хорошо отражает пословица из собрания А. Варлыги: Хто дбае, той і мае (кто старается, тот и имеет). В условиях барщины и при отсутствии рынка наемной рабочей силы такую стабильность обеспечивала только общежительская модель в ее классической форме, позволявшая поддерживать оптимальный баланс едоков и работников. Но этот способ хозяйствования не стоит идеализировать. Совместная жизнь родителей и взрослых сыновей, равно как и взрослых самодостаточных мужчин и женщин, не вполне соответствует инстинктивным программам поведения, предполагающим уход достигающих совершеннолетия отпрысков в самостоятельную жизнь (именно в этой врожденной программе психологи и этологи видят первооснову всем известной проблемы «отцов и детей», резко обостряющейся в «переходном возрасте» последних).
