На последней стадии хозяйственного упадка члены деградировавшего хозяйства переходили в разряд кутников (неоседлых). Нередко в кутников превращались брачные пары с детьми или даже расширенные семьи, которые в иных условиях вполне могли бы вести самостоятельное хозяйство. Они вынуждены были ютиться в чужих домах, доставляя неудобство и себе, и хозяевам: Калі маеш у хаце вольны куток, дык пастаў барану, бо лепі будзя абыходзіць барану, як добрага кутніка. В отчете виленского губернатора за 1841 г. упоминается, что помещики обычно устраивают кутников и бобылей в те хозяйства, которые нуждаются в дополнительных рабочих руках, для использования их в качестве батраков.
Различие пропорции неоседлых в разных выборках в несколько раз свидетельствует о том, что вероятность лишиться собственного двора сильно зависела от местных условий. В инвентаре имения Красный Бор за 1841 г. огородники, халупники и иногда даже кутники фиксируются под отдельными номерами, но и в этом случае некоторые семьи, принадлежавшие к указанным категориям, пропущены. Всего в таком качестве упомянуты 15 семей, их население составило 62 человека (около 5% популяции). Средний размер семьи у них равен 4,1 человека. По Минской губернии в 1848 г. огородники составляли 2,2% населения помещичьих имений, неоседлые — 2%, по Беларуси в целом — соответственно 1,9 и 1%. В 1859 г. эти же показатели по Минской губернии находились на уровне 1,3 и 2,1%, по Беларуси — 1 и 4,1%. Среди государственных крестьян доля огородников и бобылей была выше: в 1854 г. — соответственно 6,2 и 7,6% по Минской губернии, 5,6 и 9,5% — по Беларуси. Вместе с дворовыми людьми бобыли составляли в 1848 г. 7,9% сельского населения Минской губернии.
Еще ниже на шкале общественных ценностей находилась перспектива превратиться в наемного работника. Анализ ревизской сказки имения Красный Бор за 1834 г., в которой перечисляются работники, показал не только низкий удельный вес этой группы (1,6% населения, при этом использовали работников 10,5% хозяйств, на одно хозяйство в среднем приходилось 0,12 работника), но и позволил составить ее социальный портрет. Из 21 лица, определенного в ревизии как работники, одним оказался 9-летний внебрачный сын одинокой солдатки, 17 — юноши и девушки в возрасте от 14 до 20 лет, еще трое — юноши от 21 до 25 лет. Среди работников 3% насчитывали представители возрастной группы от 10 до 14 лет, 5,1% — от 15 до 19, 3,7% — от 20 до 24, 2% — от 25 до 30 лет. Достоверно установлено, что четырнадцать из них происходили из распавшихся хозяйств — были круглыми сиротами или имели вдовую мать и одного-двух младших братьев или сестер. Еще одна 14-летняя девушка по имени Франтишка Балцевич, возможно, происходила из полной семьи, в которой сын Франц соответствующего возраста отмечен как бежавший в 1831 г. Если эти Франц и Франтишка в действительности одно лицо, то девушка покинула отцовский дом и подвизалась в качестве работницы в другой деревне. Лишь 13-летний Петр Вашкевич, вероятно, был младшим сыном в полной семье Антона Вашкевича, но это можно предполагать лишь по совпадению имен, поскольку запись о его рождении в этой семье отсутствует, а в дальнейшем он стал примаком в другом хозяйстве. Единственным взрослым мужчиной среди работников был 48-летний холостяк Андрей Руцкий, имевший незамужнюю 39-летнюю сестру, которая в ревизской сказке упомянута как беглая.
