Часть зерна и картофеля, по дешевке скупаемого помещиком у своих крестьян, обращалась в водку. В Российской империи с 1765 г. винокурение являлось привилегией дворянского сословия. Помещики имели возможность беспрепятственно гнать водку для собственных нужд, а также для продажи подданным своих имений. Вся остальная продажа осуществлялась на условиях откупа — частные лица могли приобрести право продавать водку от имени государства, отчисляя за это в казну определенную сумму. На короткий период, с 1819 по 1826 г., была введена государственная монополия на водку, но затем откупная система была восстановлена. Из четверти ржи (128 кг) выгонялось 27 гарнцев (89 л) водки, из четверти картофеля (131 кг) — 8,5 гарнца (28 л), причем гораздо худшего качества. Себестоимость литра хлебной водки составляла, таким образом, 2,8 копейки, в то время как ведро водки (12,2 л) в середине XIX в. стоило на рынке от 1,5 до 2,1 руб., т. е. 12–17 копеек за литр.
На момент инвентаря 1846 г. в имении Красный Бор (вместе с Ганевичами) имелись 2 винокурни, из которых одна закрылась по случаю неурожая, а другая давала 100 пудов водки в год. Реализовывалась водка через 16 корчем. Вероятно, тут указано общее их число в двух имениях Чудовского, но и в этом случае получается, что корчма существовала почти в каждой деревне. На корчму в среднем приходилось по 100 кг (порядка 10 ведер) водки, а в хороший год ее реализовывали вдвое больше. Но после 1847 г. такая система была упразднена. Отныне производить водку могло только государство на казенных винокуренных заводах, которые по фиксированной цене поставляли ее откупщикам. Последние осуществляли розничную продажу, самостоятельно формируя цену сверх обязательных отчислений в пользу казны. Именно в то время цена водки начала стремительно расти, равно как и объемы продаж, в которых и откупщики, и казна были крайне заинтересованы.
По данным люстрации 1847 г., в селе Корень тоже действовала корчма, которая обслуживала в основном бывших подданных плебании. По словам ее арендатора, казенного крестьянина Ильи Михайлова Кишкурно, он мог реализовывать не более 15 ведер горелого вина в год, поскольку ближайшие казенные деревни Корень и Нарбутово насчитывали всего 12 дворов, а корчма стояла при дороге, имеющей второстепенное значение. Но сам же он признает, что только отчисления в казну за право розничной продажи составляли ежегодно 20 руб. серебром (т. е. 70 руб. ассигнациями). При продаже 15 ведер это составило бы по 4,7 руб. с ведра — в 2–3 раза больше оптовой цены, а в окончательную цену входили еще арендная плата и доход самого корчмаря. Видимо, реальный объем продажи значительно превышал названную цифру.
Следует отметить, что местная корчма была не единственным (и, может быть, далеко не главным) источником потребления водки крестьянами. Находясь на виду у односельчан, каждый из них считался с общественным мнением, боясь осуждения, и с традицией, требовавшей соблюдения меры. Совсем другая ситуация возникала при поездке на базар в ближайшее местечко — Логойск, Гайну или Плещеницы. Крестьянин на время уходил из-под контроля, к тому же имел на руках немалую сумму, вырученную от продажи. Последствия описаны колоритной картиной, одинаково типичной, по мнению авторов, для любого уголка Беларуси: Стоит под вечер заглянуть в базарный день на базар любого местечка или городка, чтобы убедиться в поголовном опьянении деревенского люда, привезшего для продажи часто последние крохи; стоит выйти на дорогу, ведущую из местечка, чтобы увидеть поголовное движение пьяного люда. По воспоминаниям, некоторые мужчины предусмотрительно брали с собой сыновей-подростков и вынуждали их весь день томиться без дела, чтобы потом, находясь в состоянии опьянения, доверить им управление повозкой на обратном пути. Кроме этого, помногу пили в основном в дни религиозных праздников, а также на свадьбах.
