Женщины были достаточно требовательны к интимным отношениям: Ой, дастаўся мне муж — праклятае ліха. Калышу, варушу — а ён ляжыць ціха. — Уставай, не маўчы, разварушы косці. Ой не сушы, не муці маёй маладосці. Что должно последовать за этими отношениями — они тоже прекрасно себе представляли: Ці ж я табе не казала, ці ж не гаварыла: не кладзіся ля мяне, бо будзе Гаўрыла. А ты ж мяне не паслухаў, каля мяне клаўся. А цяпер жа ты пытаеш, скуль Гаўрыла ўзяўся.
Но замужество было сопряжено не столько с любовью и сексом, сколько с той новой ролью, в которую вступала молодая женщина, — ей предстояло стать хозяйкой в доме, а в многосемейном дворе — младшей из хозяек. Как отмечает Н. Улащик, это был труд до изнеможения. Например, чтобы зимой накормить коров и свиней, нужно было наносить воды из колодца, корзинкой натаскать из подпола или погреба картошки (а в зажиточном хозяйстве на корм скоту в день уходило килограммов 50–60), помыть ее в ледяной воде, засыпать в саганы, весившие по 15–20 кг, и поставить в печь. Пареную картошку затем нужно было извлечь из печи, вывернуть в корыто и в клубах пара истолочь, а потом вынести за дверь. Стараясь хоть как-то сберечь силы, хозяйки обычно не несли еду в хлев, а подгоняли скотину к крыльцу, где ставили корыто.
Уход из родительского дома в семью мужа очень резко и внезапно изменяет жизнь молодой женщины: А ты, дзеўка, ты дурная: не йдзі замуж маладая. Замуж пайсці, трэба знаці — позна легчы, рана ўстаці, ўсю сямейку абудзіці, дзевяць кароў падаіці, дзяжу цеста замясіці. Он, как правило, застает врасплох: Я ж думала ў мамачкі панаваці — чаравічак з ножак не здымаці. Аж прышлося ж, родная, гараваці, на шырокім полюшку жыта жаці. Под гнетом внезапно свалившихся проблем настроение меняется, меняется и отношение к родителям: Ой, я злую, ой, я злую на сваю матулю, што аддала замуж мяне, маладую. Я не нажылася, я не набылася, за табою, мілы, роду выраклася.
Дополнительные психологические сложности возникали, если девушку выдавали замуж за вдовца (такое, напомню, случалось не так уж и редко — в 17,6% случаев): А ў удаўца, мая мамка, да тры наравы — ды не хопіць, мая мамка, беднай галавы. Ён жа будзе, мая мамка, біці, караці, будзе мяне першай жонкай дакараці: “Як у мае першай жонкі белы лаўкі, а ты ў мяне негадзяйка, шчэ й караўка”. Шокирующее впечатление производил переход в хозяйство с более низким достатком. Реагировать на это можно было по-разному — или жалобной песней (Кацілася гарошынка з гары у паддолейка. Аддала мяне мамачка з роскашы ў бяздолейка), или веселой припевкой: Ой, дзеўкі, бяда: за каго я вышла! Ні каровы, ні каня — адна чупрына пышна. Но если сама жена не соответствовала ожиданиям новой семьи, это также было достаточно болезненно: Ты не знаў, каго браў, што не ўмее жаці: будзе твая пшанічанька ў полі зімаваці.
Чреват коллизиями был вариант, когда девушка любила одного, но оказывалась женой другого. Внешне все, видимо, выглядело благопристойно, но в своих песнях женщины не скрывают, что сохранить супружескую верность в такой ситуации бывало непросто: Цераз сад-вінаград бочачку каціла. Не даў Бог за таго, каго я любіла. Цераз сад-вінаград пагнала цялятка. Туды маё сэрца рвецца, дзе мілога хатка. Цераз сад-вінаград на жоўты пясочак. Падману я мужыка за сыра кусочак. Но безнаказанно обмануть удавалось не всегда: Я ў суседа на бяседзе была, я ж у яго піва п’янае піла, а мой мілы пад аконцам стаяў, раменну плець пад палою дзяржаў.
