Именно на таком социальном фоне в послевоенной Беларуси начался процесс урбанизации. На 1950 г. пропорция городского и сельского населения еще сохранялась примерно на уровне довоенных десятилетий: соответственно 21 и 79%. К 1959 г. доля городского населения выросла до 31%, к 1970 г. — до 43%. В 1970 г. количество городского и сельского населения сравнялось, к 1979 г. число горожан выросло до 55%, а к 1989 г. — до 65%. В отношении Кореньщины ситуацию усугубляла близость крупного города — Минска. На момент освобождения летом 1944 г. его население составляло около 80—90 тыс. человек. Уже к осени 1950 г. оно выросло более чем в три раза, достигнув 273 тыс. человек, из которых 137 тыс. работали на заводах и в учреждениях. К началу 1972 г. население Минска превысило 1 млн человек, а к середине 1980-х годов достигло 1,5 млн. В столице сосредоточилось более 15% населения Беларуси, и жители Кореньщины внесли в это свою лепту в полной мере.
Пока традиционная деревня сохраняла свою силу, белорусские крестьяне редко становились лидерами в миграционных процессах. Когда же она вступила в пору распада, маятник качнулся в другую сторону. Вчерашних белорусских крестьян хватило на то, чтобы заселить не только свои города, но и выплеснуть на просторы Советского Союза многомиллионную диаспору, которая осела в городах тех регионов, где местное крестьянство не покидало родные места столь стремительно. Это особенно характерно для республик Прибалтики, где городское население росло столь же быстро, но вклад местных уроженцев был куда более скромным (обретение Прибалтикой независимости в 1990-е гг. превратилось для мигрантов в серьезную политическую проблему).
Эти процессы отразились самым драматическим образом на структуре сельского населения Беларуси. Исход молодежи в город был почти тотальным. Его сдерживала только необходимость получить базовое образование, а для парней — обязанность воинской службы. Закончив 8 или 10 классов, девушки обычно или сразу шли работать на завод, или поступали в среднее техническое училище либо университет, после чего устраивались на работу в городе. Парни часто оставались в деревне до призыва в армию, но шли туда с твердым решением не возвращаться в родительский дом. После службы они также шли учиться или работать в городах, некоторые поступали в военные училища и становились офицерами армии.
Жизненные приоритеты за короткое время изменились на противоположные. Если в прошлом главной целью было сохранение хозяйства, унаследованного от отца, то теперь каждый хотел покинуть его. Тот, кто не сумел закрепиться в городе и возвращался домой, воспринимался как неудачник. Лишь небольшая часть сельской молодежи осознанно выбирала жизнь в деревне. Обычно этот выбор определялся консерватизмом их характера или более-менее осознанным стремлением избежать конкуренции, характерной для городской жизни. В любом случае в сельской местности оставалась наименее энергичная и предприимчивая часть молодого поколения.
Характер этого процесса наглядно виден на примере деревни Жирблевичи. Там, по данным похозяйских книг, в 1944 г. насчитывалось 42 хозяйства, 235 жителей, из них 113 детей в возрасте до 16 лет. В последующие годы 2 ребенка умерли в детстве, 28 выбыли вместе с семьями своих родителей. Из оставшихся по достижении совершеннолетия 58 уехали в города (в основном в Минск), 9 парней основали семьи в других деревнях (обычно это были главные селения окрестных колхозов и совхозов), 9 девушек вышли замуж. В родной деревне остались лишь 7 человек. За первые 16 послевоенных лет, с 1945 по 1960 г., в этой деревне родился еще 51 ребенок. Из них 4 умерли в детстве, а 7 выбыли вместе с родителями. По достижении совершеннолетия в города уехали 36 человек, 3 переселились в другие деревни, 1 девушка вышла замуж за жениха из сельской местности. В родной деревне не остался никто. За последующие 20 лет, с 1961 по 1980 г., родились 18 детей. Из них 7 выбыли вместе с родителями. В города уехали 8 человек, в другую деревню — 1, и лишь двое на 1995 год оставались в семье своих родителей.
