К этому добавляется то ощущение всеобщего скептицизма, которым пронизана атмосфера западной цивилизации и которое неизбежно докатилось до нас после падения «железного занавеса». Если универсальные законы человеческого развития, на овладение которыми претендовал марксизм, оказались иллюзией, то какой практический смысл можно почерпнуть из вереницы произошедших событий? Тот вечный животворный цикл, которым представлялось прошлое выразителям традиционных культур, превращается для цивилизованного скептика в дурную бесконечность, в духе знаменитого тезиса Шопенгауэра: semper idem, sed aliter (всегда одно и то же, но по-другому). Да и можно ли, сомневаются постмодернисты, получить достоверную информацию о прошлом без непосредственного соприкосновения с ним, лишь на основании мертвых документов-посредников? Все равно, пропуская их через наше сознание, мы интерпретируем их с точки зрения сегодняшнего дня – чему-то придаем преувеличенное значение, чего-то в упор не замечаем. Мы не восстанавливаем реальное прошлое, а лишь создаем его грубый макет на потребу сегодняшнего дня, и этот макет не в силах пережить нас – новым поколениям все равно придется разрушать его и воздвигать взамен новые, отвечающие их заботам и проблемам. А если наше знание столь относительно и иллюзорно, то замена его предельно упрощенным глянцевым комиксом представляется вполне оправданной.
И вот уже проблема разорванной исторической памяти оборачивается неожиданной стороной. Стоит привести один абзац из книги культуролога Лидии Стародубцевой, который говорит сам за себя: Это не значит, что вновь какой-нибудь Цинь Ши Хуанди или очередной фюрер издаст эдикт о сожжении всех исторических книг. Нет. Фигурально выражаясь, «книги останутся, и их будет слишком много, и именно поэтому их перестанут читать». В технократической, самоудовлетворенной, ориентированной на идеалы благополучия и материальной выгоды цивилизации нет «исторической жажды» самопознания: она не нуждается в прошлом, как, впрочем, и в будущем, она живет «в настоящем». Перспектива самозабвения – манкурства – утешительная и, вместе с тем, невероятно трагичная перспектива пост-истории.
Остается ли что-нибудь между этими смыкающимися крайностями, из которых на нас глядят одинаково безжизненные глаза манкурта? Почему-то мне кажется, что «историческая жажда» самопознания никуда не исчезла даже из душ тех скептиков, которые не готовы принять предложенную А. Дж. Тойнби одухотворенную цель истории. Эта жажда по-прежнему живет в глубинах наших душ, но материалистическая установка не позволяет ей найти путь наружу. И тогда мы ощущаем разочарование и скуку, даже не догадываясь об их причине. Может быть, поэтому такое двоякое чувство оставляет весь массив исторических знаний, собранный в многотомных трудах. С одной стороны, он слишком велик и явно избыточен – одному человеку его не охватить. Но, с другой стороны, нет уверенности, что в этом массиве таится то немногое, что нужно каждому из нас по отдельности. Обилие обобщающей исторической информации предлагает нам ничего обо всем.
