Статус и даже наименование основной части крестьянского населения не совсем ясны. Для земледельцев Киевской Руси наиболее часто применялся термин смерды. Исследователи расходятся во мнениях, охватывал ли он основную массу крестьянства (в других случаях выступающую под наименованием люди) или относился к его специфической прослойке, находящейся в личной зависимости от князя. Отчасти решение проблемы сводится к толкованию статей Русской правды, устанавливающих штраф за убийство лиц разных социальных категорий. Жизнь людина (явно свободного) оценивалась в 40 гривен, жизнь представителя низшей категории княжеских или боярских слуг — рядовича — всего в 5 гривен. На этом фоне одна из статей в части дошедших до нас списков гласит: а за смердии холоп 5 гривен, а за робу 6 гривен. Но в Академическом списке читается: в смерде и в холопе 5 гривен. Небольшое разночтение меняет смысл радикальным образом. В первом случае смерд предстает как свободный человек, который может иметь собственных рабов (аналог англосаксонского кэрла и скандинавского бонда), во втором он сам оказывается на одном уровне с рабом.
Исследователи, по-разному трактовавшие статус смердов, предпочитали тот или иной вариант прочтения. Мне представляется, что при решении вопроса следует опираться не на формально-текстологические, а на общесистемные критерии, и с этой точки зрения первый вариант выглядит гораздо убедительнее. Во-первых, договоры Новгорода со служилыми князьями неоднократно упоминают смердов как одну из основных категорий населения, притом бесспорно связанную с волостью (кто купец, поидеть в свое сто, а смерд поидеть в свои погост) и способную заложиться под патронат князя (т. е. в норме лично независимую от него). Во-вторых, смерды прямо противопоставляются холопам в статьях Русской правды, оговаривающих штраф (продажу) за угон скота: то ти уроци смердом, оже платять князю продажю; аже будуть холопи татие любо книжи, любо боярьстии, любо чернечь (монастырские. — В.Н.), их же князь продажею не казнить, зане суть несвободни. В-третьих, смерды еще в начале XIII в. упоминаются в качестве ополченцев в составе княжеского войска (смерды многы пешьце), что во всех раннеклассовых обществах было правом и обязанностью свободных людей. Отсутствие отдельного штрафа за убийство смерда в Русской правде объясняется, видимо, тем, что он являлся лишь одной из категорий людина. Что касается смердьего холопа, то остается возможным двоякое толкование: это мог быть или принадлежащий смерду холоп (что представляется мне более вероятным), или холоп, аналогичный смерду по роду занятий, т. е. посаженный на землю.
Очень мало можно сказать о структуре семьи и крестьянского дворохозяйства в указанный период. Мне уже приходилось подчеркивать то особое значение, которое имеет данный вопрос, поскольку отражает очень глубинные формы демографического и хозяйственного поведения. В конечном счете он сводится к тому, сколько нуклеарных семей (брачных пар с детьми) вели совместное хозяйство — жили под одной крышей, имели равное право на средства производства и продукты коллективного труда. Это зависело как от формы хозяйствования (например, подсечное земледелие или отгонное пастбищное животноводство представляются невозможными без совместного труда нескольких взрослых мужчин, что предполагало и их совместное проживание), так и от культурных традиций. Нередко одну и ту же хозяйственную задачу решали разными способами: некоторые использовали домашних рабов, другие нанимали сезонных работников, третьи кооперировали усилия нескольких родственных семей. Очень часто общество, избрав один из таких путей, продолжало стойко придерживаться его, хотя альтернативный путь оказывался более эффективным.
